О семье Колесниковых можно рассказывать много и долго. Много их, попадаются и однофамильцы, но в основном родственники. В Струнино именем братьев-летчиков Колесниковых улица названа. В Москве Константин Сергеевич Колесников – ректор МВТУ имени Баумана (о нем в прошлом году была статья в нашей газете). В Петербурге жил Виктор Колесников – полковник в отставке, писал стихи. Продолжать можно долго.

Биография каждого – страница жизни страны на определенном этапе. Но сегодняшний рассказ будет о Николае Константиновиче Колесникове, простом русском человеке, фронтовике, сержанте танковых войск.

Николай Константинович Колесников родился в деревне Таратино (местные жители называют Таракино) 12 июля 1926 года. В 1937 году семья переезжает в Карабаново и перевозит с собой дом (этот дом и сейчас сохранился, заднее жилье), обустраиваются, огородничают, держат корову. Это хозяйство, крестьянская смекалка, трудолюбие помогли выжить семье Колесниковых во время войны. Семья большая. Шутка ли, шестеро сыновей и дочь. На начало войны два старших брата Николая Константиновича уже были в армии – кадровые офицеры. В сорок первом на фронт ушел отец, а в сорок втором пришла в дом похоронка, с, казалось бы, казенным текстом: «в боях под городом Ржевом ваш муж и отец пал смертью храбрых». Большое горе, но жить надо. Детей ставить на ноги надо. Старшие братья помогали семье, посылали денежные аттестаты. Брат Александр писал Николаю, ты теперь за старшего, помогай матери.

И помогал, сколько воды перетаскано на огород, и мало ли работ на огороде, с четырех утра в очереди карточки хлебные отоваривать. Вспомнил Николай Константинович и лабаз, где хлеб получали по карточкам, и Шиловскую казарму, куда бегали греться из длинной очереди.

В ноябре 1943 года Николай Константинович ушел в армию. Сначала попал в школу снайперов, и стали готовить из молодого солдатика охотника на вражескую живую силу. Курсы, ускоренные, на сколько это только возможно. Учебные стрельбы, маскировка, психологическая подготовка, зазубривание «Устава гарнизонной службы», особенно той его части про обязанности часового. Конечно же, строевая подготовка. Любимая песня – «Варяг». Спрашиваю Николая Константиновича, а такая курсантская песня была у вас.

Школа младших командиров
Комсостав стране своей кует.
Силы все отдать готовы
За трудящийся народ.

А как же, говорит, конечно. В курсантской жизни все было. И солдатская прибаутка, за которую меньше, чем два наряда нигде не давали - Служу советскому народу: старшине и помкомвзвода, - тоже была.

Стрельб было много, специфика службы обязывает. Если стрелок может промазать, снайпер никогда, сколько раз прицелился, столько раз попал. Так учили молодежь, и инструктора напоминали на стрельбах, сколько стоит каждый патрон в перерасчете на хлеб. Девять месяцев и вот вам новорожденный снайпер. Это тоже из курсантских хохмочек. Символично. В один прекрасный день объявили об отправлении на фронт. Выдали длинные шинели, американские рыжие ботинки с обмотками. И ехать бы им в пекло театра военных действий, где зрителей нет, а только участники, и выбивать в атаках вражеских офицеров, промышлять одиночной охотой на нейтральной полосе, но пришел приказ, и вместо фронта – Горьковская область, город Дзержинск. Четырехмесячные курсы по подготовке танкистов, и в эшелон. Война уже катилась на Запад, и больше нужны были профессии для войны наступательной. И новоиспеченный ефрейтор танковых войск становится заряжающим в экипаже самоходки.

СУ-76 - артиллерийское орудие на самоходной базе. Для тех, кто не видел: 10,5 тонн, броня сведена до минимума, пулеметное вооружение отсутствует как таковое, сверху вместо бронированной крыши с люками – брезентовый тент. Для штурмовых операций годится, для борьбы с танками и сопровождения огнем наступающих танков и пехоты тоже, а вот при авиа-налетах, и ситуациях «противник в тылу» – на любителя – брезент от пуль и осколков защищает слабо. Вот по этой-то причине танкисты и прозывают самоходные артиллерийские установки нелестным прозвищем – «Прощай, Родина!» И, скорее всего, прозвище самоходчики – это плод устного народного творчества танкистов, чтобы показать свое превосходство.
В разговоре Николай Константинович вспомнил, что когда они выезжали из Горького рядом ждали отправки тяжелые танки «КВ», танкисты зубоскалили по поводу СУ-76.

На что не растерявшийся Николай крикнул:
-Мы-то быстро ходим, а вы тихоходы. Мишень в чистом поле!

Военные действия для Николая Константиновича начались в Польше, там СУ-76 «поймала» свою первую мину, к счастью для экипажа, противопехотную. Были и серьезнее неприятности. В Германии в момент наступления одна из машин сильно вырвалась вперед. Подбили ее фрицы, обошли, практически в упор расстреляли экипаж. Не успели отгоревать по ребятам, еще один «фаустник» оказался удачливым: перебил нам ленивца (термин из лексикона механика-водителя), порвал гусеницу. Обездвижила машина. Экипаж в любой момент мог стать добычей автоматчиков. Лейтенант наш кричит: экипаж, покинуть машину присоединиться к пехоте. Отбились. Вечером приехала летучка, отремонтировали нас. Своих догнали быстро.


ЗЕМЛЯЧОК.

После одного из боев стоял наш полк рядом с другим таким полком самоходчиков и вот приходит механик из того полка и спрашивает так, на удачу: Ивановские есть! Я говорю есть. Наша область тогда в состав Ивановской входила. А откуда. Отвечаю: Александровский район. А какой деревни. Отвечаю: Таратино. А он, а я Снятиновский. А от нас до Снятиново два километра. Не то что земляка, а почти что односельчанина встретил. Дорогой ты мой, говорит он, да я, сколько воюем, никого из земляков не встречал. Ты первый. Спирт есть? Нету, говорю. Еще не разжились. Тогда я угощаю. Выпили мы чисто символически, по русским меркам, естественно, за встречу. Презентовал он мне еще бутылку спирта с собой для ребят. Встречались мы и после войны. Лет пять его уже с нами нет.


ХАМЕЛЕОН.

Бой. Со стороны немецких траншей пулеметный и минометный огонь. Пехота нас сопровождающая тает на глазах. В глазах как сейчас стоит седой старик, нам все старше сорока тогда стариками казались. Так вот бежит он за нами, в нашем фарватере. Я ему: Садись, дядя, на крюк, довезем. Он как-то виновато ответил: да я ничего, добегу. Повернулся я еще раз назад, а он уже последний раз землю обнял. А горевать некогда. Жаль человека, ведь он тоже чей-то отец, муж, брат. Тут нашему командиру, лейтенанту Заздравному, приказ по рации: продвинуться к позициям противника, подавить огневые точки. Взяли мы на борт трех пехотинцев, двух солдат и сержанта. Командир мне: Колесников, мы управимся, а ты на усиление десанта. Приказ есть приказ. Беру автомат.

Когда мы в траншею ворвались, там были одни убитые, причем лежали кучей. Сержант и говорит: может быть, кто-то остался. И точно, среди груды мертвых тел перемазанный чужой кровью фашист. Почему не сдавался. Он в ответ: немецкий офицер не сдается.

Смелый противник. Но честно скажу, такая злость во мне была, как в песне «ярость благородная» за батю моего подо Ржевом убитого, за ребят наших заживо в танке сгоревших, за братьев моих раненных израненных, за старика, на моих глазах убитого, за всю нашу матушку-пехоту здесь полегшую. Навтыкали мы ему колотушек, но застрелить не застрелили, хотя если честно, руки чесались. Сдали мы его как положено, что уж он в штабе ценного рассказал или нет, не знаю.

Снайперская профессия мне все-таки сослужила службу. Уже после войны, а до 1950 года я успел послужить и в Польше, заканчивал службу уже в Союзе. Семь лет прослужил. Сразу после войны самоходки наши увезли, и пересел я на Т-34, снова заряжающим. Мой командир - старший лейтенант Прах - как-то спросил: Колесников, я смотрел ваши документы, вы же на снайпера учились, а нам не хватает наводчика, командира орудия. У нас учения на носу. Так я стал наводчиком. Не зря, получается, топтал я девять месяцев полигон гороховецких лагерей. Правда, калибр побольше, но принцип-то один: враг в прицеле.

Наша область тогда в состав Ивановской входила. В послевоенной Польше служить было неспокойно, к советским праздникам особенно активизировались националисты и польские и бандеровцы, ушедшие с фашистами на запад. То тут, то там убивали наших солдат. И войны нет, а потери. Я в Германии успел немного послужить, там было спокойнее. Домой, в Карабаново я попал только в 1950 году.


ЗАПОМНИЛОСЬ

1819 отдельный гвардейский самоходный артиллерийский ордена Богдана Хмельницкого полк воевал в составе 2 Белорусского фронта, командовал фронтом Константин Константинович Рокоссовский, довелось мне два раза увидеть его и не просто увидеть, а и словом обмолвиться. Настоящий командир, очень его уважаю.

В начале пятидесятых вызывают меня в райвоенкомат. Приезжаю. Случилось то, чего я меньше всего ожидал. Извинился передо мной подполковник – начальник отделения и говорит: Извини, солдат! Но лучше поздно, чем никогда. Из наградного отдела пришли документы о награждении Вас Медалью за отвагу! Поздравляю с боевой наградой!

Казалось бы – обыкновенная жизнь, никаких киношных эффектов. А именно из таких кусочков складывается причудливая мозаика под названием история.


БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА

На этом хотел бы, нет, не закончить, а приостановиться, и пожелать Николаю Константиновичу здоровья. И чтобы обязательно спели они со своим другом-танкистом Рыжовым Анатолием Федоровичем знаменитую «По полю танки грохотали…»
Чтоб в следующем году в этом же составе встретили наши ветераны очередную годовщину Победы. Дорогие наши ветераны, бойцы и командиры, держаться, держаться и еще раз держаться, приказа отходить не было.